Нравы андрогинов на планете Гетен

Нравы андрогинов на планете Гетен

Гетенианский жест соприкосновения ладоней, переходящий, по мере развития кеммера, в их судорожное сжатие сцепленными пальцами, – великолепная художественная находка писательницы. Это – ёмкий и многогранный символ. Если даже самым сексуально одарённым землянам (подобно Марине Цветаевой) суждено лишь

краснеть удушливой волной,

едва соприкоснувшись рукавами,

то для гетенианцев касание тел и ладоней становилось началом неминуемой страсти и половой близости.

Характерен эпизод совместного перехода Дженли Ая с Эстравеном через бескрайнее ледяное плато. У гетенианца наступил кеммер. Находясь в тесной палатке с землянином, он, как впоследствии вспоминал Ай, «смотрел на меня прямо и нежно. Всё это время он старался избегать меня настолько, насколько в таких условиях возможно избегать друг друга».

Землянину было проще. По гетенианским меркам, на сильную и необоримую страсть он вовсе не был способен. «Должно быть, – размышляет Эстравен, –это весьма странное и не слишком активное половое влечение, раз оно растянуто на целый год и всегда точно известно к мужскому или женскому типу оно относится». Кроме того, землянин, по крайней мере, в ту пору чувствовал себя самым обычным гетеросексуальным мужчиной. С одной стороны, он и не очень-то понимал женскую психологию. «Харт, ну не могу я объяснить тебе, что такое женщины! Тебе этого не понять. В некотором смысле женщины для меня куда более чужие, чем ты. Куда больше „инопланетяне“. С тобой я как-никак одного пола…» С другой стороны, для него, как и подобает гетеросексуалу, не приемлема гомосексуальная связь: «Я тогда совсем не желал отдавать свою веру, свою дружбу мужчине, который одновременно был женщиной». Словом, Ай вёл себя хоть и несколько противоречиво, но, по крайней мере, без особых мук.

Между тем, Эстравена, буквально трясло от сексуального желания.

« – Я не должен тебя касаться, – сказал он очень напряжённо и отвернулся.

– Понимаю. И полностью с тобой согласен, – ответил я, ибо мне казалось, как возможно и ему, что именно из того сексуального напряжения, что возникло тогда между нами, – теперь допустимого и понятного, хотя и неутолённого, – и родилось ощущение той уверенности во взаимной дружбе, той самой, что так нужна была нам обоим в этой ссылке и так хорошо была доказана долгими днями и ночами нашего тяжкого путешествия. Преданность и дружба эта вполне могла бы быть названа более великим словом: любовь».

Итак, соприкосновение телами или ладонями в физиологии гетенианцев означает некую стадию полового цикла, схожую, например, с тем безусловным рефлексом, который заставляет самца-лягушку сжимать в своих лапах самку.

«С появлением первых тёплых весенних дней, – пишет русский физиолог И. Р. Тарханов, – наступает, как известно, и весьма горячая половая жизнь у лягушек; в ту пору самцы этих животных, побуждаемые половым инстинктом, приближаются к самкам, обхватывают их своими передними лапками и судорожно держат их в этом положении в течение нескольких дней. Самец выжидает в таком положении выхода яиц из клоаки самки и тут же оплодотворяет их выбрасываемой им семенной жидкостью. По выведении самкой всех яиц заканчивается, по-видимому, половой акт самца, и он, сходя с самки, освобождает её совсем и больше к ней не возвращается».

Физиолог рассказал о немилосердных опытах Спаланцани и Гольца, проведенных этими учёными на спаривающихся лягушках. Самцу можно было перерезать хребет с проходящим в нём спинным мозгом, отрезать голову – ничто не могло заставить его разжать любовное объятие и выпустить из цепких лап подругу. Стоило, однако, удалить у страстного любовника его семенные пузырьки или, что ещё проще, выдавить из них семенную жидкость, и «любви» как не бывало.

Так неужто нет никакой разницы между «любовным» объятием самца-лягушки и магическим жестом гетенианцев, соприкасающихся ладонями?! Ведь и тот и другой из обоих рефлексов относятся к разряду безусловных, не зависящих от психики и, тем более, от высших переживаний, называемых любовью.

Но, конечно же, у гетенианцев дело обстоит намного сложнее, чем у наших земноводных. Гетенианский жест приобретает у каждого отдельного гетенианца особое эмоционально окрашенное значение, становясь выражением индивидуального выбора объекта любовного влечения. Словом, кеммер, подобно двуликому Янусу, приобретает двойное значение. Разумеется, он – проявление стихийной силы, похожей на ту, что овладевала когда-то греческой поэтессой Сапфо:

Эрос вновь меня мучит истомчивый –

Горько-сладостный, необоримый змей.

К мощной стихии полового влечения на планете Гетен относятся с полным уважением и пониманием. «У каждого гетенианца раз в месяц бывает отпуск; ни один из жителей, кто бы он ни был по своему положению, не обязан работать, если он находится в кеммере (во всяком случае, его нельзя насильно заставить трудиться). Никто не может быть изгнан из „дома любви“, даже если у него нет денег или он кажется кому-то неприятным. Всё как бы отступает перед регулярно появляющимися „томлениями страсти“».

И всё же, так ли уж неодолим и неизбежен секс в периоде кеммера? Как он ни силён, половой инстинкт вполне поддаётся сознательному контролю гетенианцев. В этом плане весьма характерна история с неким Гаумом, который произвёл неизгладимое впечатление даже на землянина Дженли. «Он был поразительно хорош собой по меркам любой расы и любого пола; я просто глаз от него не мог отвести», – признаётся Ай. Так вот, этот самый Гаум работает в контрразведке и пытается соблазнить Эстравена, чтобы выведать у него какие-то секреты, ценные для «ФБР» его страны. На сей счёт есть дневниковые записи героя книги:

«Гаум полагает, что меня можно подкупить, и явно намерен попытаться сделать это, действуя своими собственными, весьма любопытными методами. Он либо следил за мной, либо приставлял ко мне наблюдателей –во всяком случае, я был у него под присмотром, –так, им известно, что я, например, вступлю в первую фазу кеммера на двенадцатый или тринадцатый день этого месяца. Именно поэтому он, якобы случайно, и подвернулся мне в самом расцвете собственного кеммера, явно стимулированного гормонами, чтобы соблазнить меня. «Чисто случайная» встреча на улице. –«Харт! Я вас целых полмесяца не видел! Где это вы прятались? Пойдёмте, выпьем по кружке пива».

Он выбрал пивную рядом с одним из государственных Домов любви. Но заказал не пиво, а «живую воду»: явно не собирался терять время даром. После первой рюмки он положил руку мне на ладонь и, приблизив своё лицо к моему, страстно прошептал: «ведь мы не случайно встретились сегодня: я ждал вас. Молю: будьте моим кеммерингом!» – и назвал меня моим домашним именем. Я не отрезал ему язык только потому, что с тех пор, как покинул Эстре, не ношу с собой ножа, и сообщил, что намерен в ссылке блюсти воздержание. Он продолжал ворковать и цепляться за руки. Гаум в состоянии кеммера особенно красив и очень рассчитывал на свою красоту и сексуальную неотразимость, зная, по-моему, что я никогда не принимаю средства, снижающие половую активность, так что особо упорствовать не стану. Он забыл, что отвращение действует порой не хуже иного лекарства. Я освободился из его объятий – разумеется, не совсем оставшись равнодушным – и предложил ему воспользоваться услугами ближайшего Дома любви. И тут он посмотрел на меня с ненавистью, достойной сострадания, потому что, как бы недостойны ни были его цели, сейчас он находился в глубоком кеммере и был очень сильно возбуждён».

Вот тебе и безусловный рефлекс соприкосновения!

Теперь понятно, почему не сработал этот инстинктивный механизм при встрече обоих Теремов, Эстравена и Стоквена, его отца (точнее, матери!). Дело, похоже, не только в том, что они оба были, возможно, далеки от кеммера. На планете Гетен инцест (половая связь родителей с детьми) категорически запрещается.

Иначе обстоит дело с братской любовью, если она перерастает в плотскую. В подобных случаях гетенианский брак (кеммеринг) разрешён, но в отличие от супругов, не состоящих в родстве, братья-любовники не могут обменяться обетом вечной любви. Как только у одного из них рождается сын, второй должен покинуть и своего бывшего супруга, и родной очаг. Так, по-видимому, гетенианцы борются с накоплением генетических сбоев, которыми чреваты близкородственные браки.

Тут мы сталкиваемся с важной сюжетной линией романа Ле Гуин.