8. Мобилизационная готовность

8. Мобилизационная готовность

Есть еще одно явление, присущее армии, особенно нашей. Оно способствует направлению развития юношей по гомосексуальному пути. Неоднократно уже высказывалось мнение (я слышал его в телепередаче), что расхожее напутствие призывнику «армия сделает тебя мужчиной» верно только отчасти — в физическом смысле: да, служба в армии поможет стать физически сильнее, выносливее. В психическом отношении армия делает нечто противоположное — консервирует в солдате детскую психику, задерживает его психическое развитие. Она требует от солдата быть послушным, верить авторитетам, предоставляет ему мало выбора, не приучает к самостоятельности — за него думают старшие, они должны обо всём позаботиться.

Когда солдаты стали попадать в трудные положения (дедовщина, голодание, плен), они не проявили ни инициативы, ни организованности, реагируя только отдельными отчаянными выпадами, а заботу о них и ответственность за решения пришлось взять на себя — как в детстве — их матерям, организовавшим Комитет солдатских матерей.

Но гомосексуальность многие психологи расценивают именно как задержку на ранней стадии психического развития сексуальности, на той стадии, когда сексуальные интересы еще не устоявшиеся, более пластичные, когда проявляется юношеская гомосексуальность, когда нарциссические тенденции еще сильны. Именно на такую основу накладывается и Гомоэротичность армейского быта. Вот почему многие гомосексуалы — те, которые в детстве не определились, — принесли свои открытия гомосексуального мира чувств именно из армии. Помните про учителя танцев Шустова? — «Главным па танцора научили в армии». Вот почему так много военных в списке исторических личностей гомосексуального склада (Leexow 1909). Вот почему солдатская служба — существенный источник мужской проституции.

Последнее было замечено еще Гиршфельдом в начале века. В книге «Третий пол Берлина» он писал:

«Особенного внимания заслуживает между берлинскими заведениями, посещаемыми урнингами, «солдатские трактиры»; они находятся вблизи казарм и особенно посещаются вечером в промежуток между отпуском на отдых и зарей. В это время можно встретить в этих заведениях до 50 солдат, в том числе и унтер-офицеров, разыскивающих там того равнополого (так переводчик передал слово «гомосексуал»), который их угощает; редко кто из ищущих возвращается в казарму, не отыскав желаемого. <…> Здесь заключаются дружеские отношения между равнополыми и солдатами, которые продолжаются в течении всего отбывания солдатами повинности, нередко и дальше. <…> Поблизости от описываемых заведений часто находится место (вольных) прогулок военных (Striche), на котором солдаты, гуляя в одиночку или попарно, ищут сближения с равнополыми».

(Гиршфельд 1909: 79–80, 84)

Гиршфельд отмечает, что «военная проституция тем сильнее в известной стране, чем строже ее законы преследуют равнополых» (Гиршфельд 1909: 84), потому что солдат гомосексуалы считают более надежным контингентом: меньше риска нарваться на шантажистов или грабителей.

В свою очередь солдатам отношения с «равнополыми» приносят деньги в их скудный бюджет, вкусную еду, домашний уют хоть на короткое время, полезные связи в городе и позволяют в то же время, удовлетворяя половые потребности, своеобразно сберечь верность невесте.

Но и в тех странах, где гомосексуальность не преследуется, солдаты — к услугам гомосексуалов. При Наполеоне III (а уже тогда во Франции гомосексуальность не преследовалась) в Париже существовал клуб гомосексуалов «Алле ле Вэвэ». Их страсть удовлетворяли драгуны полка императрицы Евгении и гвардейцы императорской сотни (Сосновский 1992: 163). В Дании начала века таким же слыл гусарский полк в Копенгагене (Rosen 1993: 815).

В Англии, по словам, Дерика Джармена, в восьмидесятых «парни, которые охраняют Банк Англии, были известны как «ж. ные мальчики» («the bum boys»). Гвардейцы идут как платные мальчики для привилегированных, членов парламента и аристократии».

Он также делится впечатлениями об Италии.

«В Риме… я встретил человека, распоряжавшегося местными бараками. Дежурный сержант посылал ему четверых-пятерых молодых новобранцев, он отбирал их одежду, одевал их в белоснежные халаты и варил для них. «Который из них тебе нравится, Дерик?». Я онемел.

Да, Италия такова. Меня разыграла по жребию группа молодых новобранцев из Исхии; выиграл меня чудесный парень из Сицилии. Когда он был весь на мне, он сказал, что через несколько дней возвращается на короткое время домой, чтобы жениться»

(Jarman 1992: 11).

Русский вариант связи солдат с гомосексуалами описан выше в воспоминаниях молодого минетчика, регулярно пробиравшегося на ночь в казарму. Там всё делалось не за деньги, а ради взаимного удовольствия, но и материальная выгода для солдат в таких случаях не исключается и в России.

Как сказано в пуринских «Апокрифах Феогнида»,

«Поманю солдатика, с чуть заметным

над губой овсом. В увольнении, что ли?

В самоволке? Воинским телом медным

овладеть не сложно — дублон, не боле…

Ну, пошли. Лишь надо отмыть сначала

человечий облик от ратной вони.

Расстегни-ка сбрую, возьми мочало,

потопчись под душем, что конь в попоне».

И еще:

Я имел солдатика на его шинели —

колкой, войлочной, прямо на пол

посреди каптёрки вонючей брошенной, —

блаженство жалкое жадно лапал.

(Пурин 1996: 162.146).

В только что появившемся детективном романе «Голубые шинели», вышедшем в издательстве газеты «Мир новостей» (Бранде 1997) в серии «Бестселлер недели», фигурирует организованная в одной из воинских частей Москвы команда солдат, за плату обслуживающих сексом богатых гомосексуалов. Возглавляет эту команду солдат, любовник майора-замполита и герой романа, а за всем этим стоит командир части, полковник, который и поставляет клиентов. Клиент платит сто долларов: половина самому солдату, другая — организатору. Полковник же использует деловые связи с влиятельной клиентурой.

Как поясняет герой романа:

«Я просто не мог себе представить, кто бы из наших солдат отказался от таких денег — ведь на них можно было нажраться на целую неделю! А если еще такие деньги бы перепадали периодически, то можно было бы и домой что-то отправлять. Ведь у многих остались молодые семьи, некоторых ждали жены с детьми — материальное положение у всех было просто-таки неважнецким. Да что там говорить — я сам держался за майора не в последнюю очередь из-за возможности постоянно наедаться и отмываться в его ванной. Я знал, что ребята, осуждая меня, втайне завидовали мне».

Ему нетрудно было сагитировать ребят. Его сосед по казарме, Виктор, наиболее резко осуждавший его за связь с майором, клюнул первым.

«То, что надо было кого-то трахать, не вызывало у него никакого внутреннего сопротивления.

— Да я, после года-то воздержания, думаю, что отдрючу с удовольствием всё, что шевелится — хоть осла! — с энтузиазмом воскликнул он.

Конечно, обратная ситуация, когда надо кому-то подставлять свою задницу, его слегка огорчила, но после некоторых вопросов типа:

— А это не больно?

И после моих сердечных уверений, что больно только первый раз, а потом еще как приятно, Виктор махнул рукой и сказал:

— Да плевать, лишь бы деньги платили!.. <…>

Вместе с Виктором мы сколотили бригаду добровольцев. Вот что странно — никто из тех, к кому мы обращались, не отказался»

(Бранде 1997: 24–25).

Многие детали детектива списаны с натуры — дедовщина («Духи, вешайтесь!»), разворовывание военного имущества воинским начальством, московский клуб для голубых с огромным аквариумом, в котором плавают абсолютно голые юноши (в реальности это клуб «Шанс»). Но в романе немало и выдуманных, совсем уж неправдоподобных ситуаций — академик, изобретший фантастическое вещество, капля которого расплавляет человека, и почти открыто продающий его англичанам, для чего по мобильному телефону разговаривает из Москвы с королевой; убийство английского дипломата и замена его двойником. Много и просто халтуры — безграмотная имитация польской речи («Пше прошу пан»), путаница званий (одно и то же лицо то полковник, то генерал, то снова полковник), и т. п. Поэтому организованная солдатская проституция воспринимается как одна из наскоро выдуманных деталей — ради пущей лихости «бестселлера» (каковым роман объявлен заранее).

Но вот свежее (собственный опрос 1998 г.) показание А. К. Баландина — живущего в Берлине русского, побывавшего в Москве. Его голубые знакомые предупредили его, что если он хочет побаловаться с солдатом, то нужно обратиться в один из высших штабов (назвали, в какой именно). Прибыв по указанному адресу, он обратился к часовому, прямо объяснив, что хочет потрахаться. Тот вызвал подчаска и гостя провели внутрь. Мимо проходили офицеры, не обращая на штатского ни малейшего внимания. Его принял еще один солдат, который спросил, какой ему партнер больше по душе — с длинным, с толстым или…? Гость сказал, что оба качества желательны. «Татарин Вас устроит?» — «Да, если хорош собой». Показали татарина. Для секса их завели в каптерку (прямо как у Пурина), где оба разделись голышом. Цена была известна заранее: сто рублей новыми за глубокий секс, пятьдесят за отсос.

Расплатившись, гость спросил: «Сколько же клиентов у вас бывает за день?» Ответ: «Человек тридцать». — «Выручка вся ваша?» — «Нет, половину отдаем наверх» (офицеры недаром ничего не замечали). «А принимаете всех?» — «Нет, только порядочных, чтобы не было болезней и прочих неприятностей». — «Как же вы отличаете порядочных?» — «А по обуви: если дорогая и начищенная — принимаем».

Подзаголовок статьи Д. Баранца (1997) в «Комсомольской правде» гласит «Офицеры морской пехоты продавали своих бойцов гомосексуалистам». По словам солдат, клиенты были очень довольны: «мы ведь в плане секса голодные — как машины работаем». См. также в «Аргументах и фактах» статью «Голубые мундиры» (Максюта 1998). В Питере я слышал о похожей организации, но из курсантов и сколоченной всё-таки вне военных училищ, снаружи. Участвуют полторы сотни курсантов. Клиенту доставляют курсанта на дом по заказу. Цена та же, что и в Москве.

Таким образом, в описании солдатской проституции в «Голубых шинелях» фантастической оказалась только цена.

Конечно, дедовщина, голодуха солдат и нищенский быт их семей играют немалую, роль в том, что проституция не отвращает их. Но если учесть, что и хорошо обеспеченные морские пехотинцы США промышляют чем-то подобным, то корни явления надо искать не только в социальной неустроенности солдат, но и в самой сути армейской жизни. В случае же с курсантами добавляется и воздействие интерната.

Кон (1998: 402–403) пишет о том месте, которое воины занимают в гомосексуальной жизни:

«Многие геи обожают наряжаться или наряжать своих партнеров в военный мундир. Это позволяет им чувствовать себя более маскулинными. Поскольку униформа деиндивидуализирует конкретного матроса или солдата, сексуальная близость с ним символически приобщает гея ко всему мужскому миру. Раздетый и лишенный внешней атрибутики солдат кажется более голым, чем обычный раздетый мужчина. Геи дежурят у казарм и военных училищ не только потому, что лишенный женского общества и сексуально озабоченный солдат легче идет на сближение, но и потому, что это особая порода мужчин».

Эту породу постоянно выводит армия.