Ложь во спасение

Ложь во спасение

Очевидно, все обстоит как раз наоборот: девушки, обуреваемые возрастной и гендерной потребностью в самоутверждении, сами солгали – и не раз.

Во–первых, насчет своего возмущения лживостью Лены как ее тактикой по отношению к ним, добрым и честным подругам. Вранье само по себе, независимо от последствий, ранит тех, кто доверился лжецу. Возникает чувство унижения от того, что ты раскрыл душу, осветил ее слабые места, а тебе в ответ солгали – и неважно, из каких соображений. Может, для улучшения имиджа. Или от страха, что придется отвечать откровенностью на откровенность.

Люди часто путают откровенность с искренностью.

Между тем это совершенно разные чувства. Искреннее сопереживание в ответ на откровенный рассказ – вполне достаточная реакция. Абсолютно не требуется самому исповедоваться в мыслях и поступках, которые, вполне вероятно, предпочитаешь оставить в «скрытых файлах» сознания. Не говоря уже о том факте, что большинство исповедей невыносимо скучны, даже для специалиста, слушающего их за энное количество условных единиц в час. А вот лживая байка в ответ на открытый рассказ не может не вызвать негативной реакции. Но в описанной ситуации «байка» была просто–напросто защитой незрелой личности от регулярных «попыток аннексии» со стороны так называемых «подруг». Это Лена могла предъявить претензии тем, кто вынудил ее лгать, дабы «сохранить лицо».

Во–вторых, обвинительницы злились оттого, что им не подфартило разжиться бойфрендами на предстоящем свадебном пиру. Ведь и они надеялись повысить собственный статус при помощи любовных отношений. Потенциальных партнеров можно было бы поискать на той самой свадьбе той самой Лены. Доказано: немалый процент будущих супругов впервые встретили друг друга именно на семейном торжестве. Чаще всего – на свадьбе. Чем Ленина свадьба хуже какого–нибудь брачного агента или модного клуба? Свадьба подруги даже лучше – потому что дешевле. Никакой подарок и новое платьице не потянут на сумму, которую проглотит, не поперхнувшись, агентство или клубные взносы. Если уж Лена не согласилась на роль лузера, ее можно использовать иначе – но в тех же целях самоутверждения. Ибо эта цель для молодого человека – наиважнейшая из всех.

В–третьих, разве беспокойство за Ленину судьбу или за ее рассудок привело девиц на ток–шоу? Что–то не верится: уж очень они жестоки и непрактичны – собственного имиджа, и то не пожалели. А все потому, что и сами довольно одиноки и несчастны. Счастливые, а главное, взрослые люди великодушны — в силу своей терпимости к чужому образу мышления. И в общем не обязательно, чтобы ваша жизнь, как в рекламном ролике, похрустывала под толстым–толстым слоем шоколада. Но зрелый индивидуум не стал бы тратить столько времени и сил на то, чтобы навязать одному из своих друзей – не врагу, а именно другу — роль аутсайдера: вести слежку, пылать жаждой мщения и пробиваться на телевидение с обоюдоопасным, в общем–то, разоблачением. Девушкам, действительно, в ответ на их обвинения в адрес Лены–сочинительницы, прочитали нотацию на тему «Надо контролировать свой длинный носик, детки!» Как в старину говаривали, «доносчику – первый кнут». Хотя и девиц можно понять, по размышленьи зрелом. «Заглядыванье в чужие окна свидетельствует о крайней степени одиночества», сказал польский афорист Мечислав Шарган – и был, безусловно, прав.

Перефразируя классика, не дай Бог попасть под соперничество юных дев, бессмысленное и беспощадное. Хотя… не такое уж и бессмысленное. В результате компульсивного (охватывающего) характера, который принимают многие желания подростка, возникает и компульсивное поведение, воплощенное в шести коротких словах: «Во что бы то ни стало!» — и в одном восклицательном знаке. Придется отметить: подростковое – а в случае, когда оно встречается у людей, давно вышедших из возраста тинейджера, то уже не подростковое, а инфантильное – упорство прославлено целой плеядой произведений искусства. Что поделать! Разве напишешь приключенческий, скажем, роман о людях, подолгу ищущих обходные пути, соразмеряющих свои потребности со средствами удовлетворения оных, подолгу работающих для достижения цели, а не берущих вожделенное, словно крепость – наскоком…

Читатель неизменно симпатизирует несгибаемо–туповатому Д’Артаньяну, но уж никак не изворотливо–дальновидному Ришелье. Хотя тактика Ришелье куда полезнее и для страны, и для того же Д’Артаньяна – как для гражданина и патриота. И побеждают, как правило, Ришелье Д’Артаньянов, а не наоборот. Но художественной традиции претит подобное «правдоподобие». И тут за людей, достигающих цели благодаря череде импульсивных поступков или тактике компульсивного поведения, вступается романтический принцип: что увлекательно, то и убедительно.

Почему мировому искусству можно приврать «ради вселенской красоты», а молодому поколению – ради всеобщей любви — нельзя?

Ценность любви для молодежи настолько велика благодаря «детскому» способу реакции на психоэмоциональные стимулы, благодаря общечеловеческой потребности в самоутверждении, а также благодаря несколько инфантильной трактовке приоритетов, свойственной искусству. В силу того, что любовь для молодежи является вершиной аксиологической[11] пирамиды, то и приукрашенная реальность, осторожная полуправда или откровенная ложь кажутся вполне приемлемыми средствами для достижения цели – поскольку сама цель высока и прекрасна. Притом, получив требуемое, многие попадают из огня да в полымя.