КРАСОТА И СПАСЕНИЕ МИРА

КРАСОТА И СПАСЕНИЕ МИРА

Именно национальное искусство лучше всего отражает самосознание народа. Однако говорить здесь на эту тему подробно невозможно, нужна отдельная книга, да и не одна. Поэтому нам придётся ограничиться несколькими словами, упирая на самое общее впечатление от русского искусства.

Есть у нас и театралы и киноманы. И это несмотря на то, что хорошие фильмы нынче можно посмотреть в спокойной обстановке дома. Но… Всё-таки одно дело — кино в собственной квартире, когда вы в любую минуту можете встать, остановить фильм, позвонить по телефону, побеседовать с друзьями, поужинать, и совсем другое, когда вы плотно сидите в одном зале с сотнями людей, пришедших с той же целью, что и вы. Вас объединяет происходящее на экране, вы совместно переживаете увиденное, вас подпитывают эмоции соседей… Нет, походам в кинотеатр видеофильмы вряд ли нанесут большой ущерб.

Правда, в последние годы кинозалы у нас нередко пустуют, хотя они, не в пример недавним, стали куда комфортнее. Теперь иногда там даже можно раздеться, перед сеансом выпить кофе, а в самом зале в ручки кресел вделаны специальные отверстия для бумажного стакана с поп-корном; надо думать, под хруст этого душистого лакомства зрителям не так скучно смотреть очередной американский триллер.

И всё-таки пустуют залы. Скорее всего, потому, что немногие хорошие, умные кинофильмы у нас почти не видны из-за монбланов штампованного хлама, отечественного и американского.

Последние годы в мире кинематографии развёртываются настоящие бои. К сожалению, это всё бои не за подлинное искусство, а за хорошие деньги, которые вокруг этого искусства крутятся.

Слабое утешение: не у нас одних с кинофильмами так плохо. «Оскары» выдаются с завидной регулярностью, а смотреть нечего.

Что касается театра, то тут всё зависит от популярности режиссёра и актёров. На спектакли знаменитостей билетов не достать. Настоящий театрал даже сравнивать живую игру актёра с кинокопией не станет. Тем более что каждый театральный спектакль отличается от предыдущего с тем же названием и даже с теми же актёрами.

Русский театр, музыкальный и драматический, знаменит на весь мир, и заслуженно. Такие названия, как Большой или Мариинский театр, на всех языках мира звучат уж никак не хуже, чем Ла Скала или Комеди Франсез. А имена режиссёров: Любимов, Товстоногов или Марк Захаров — знакомы любому театралу любой крупной страны. А наши музыканты и дирижёры! Музыкой в ушах истинных ценителей искусства во всём мире звучат имена Рихтера, Эмиля Гилельса, Башмета, Спивакова, Ростроповича, Плисецкой, Вишневской, Гергиева и десятков других.

Или взять наших актёров. Гениальный Юрский, неповторимый Леонов, мудрый Ролан Быков, потрясающе всесторонний Никулин… А наши Нонна Мордюкова, Инна Чурикова или Лия Ахеджакова! Продолжать можно долго. Думается, сравниться с ними не может ни одна сверхзнаменитая фигура нынешнего зарубежного театра и кинематографа. Напрягаю память. На ум приходят Чаплин, Софи Лорен и обаятельнейшая Одри Хэпбёрн. И это на весь западный мир.

Отчего так? Подозреваю, что если говорить о кинофильмах, то в западных, голливудского толка, картинах просто нечего играть. Герои де Ниро, Дугласа, ДиКаприо и Шварценеггера такие неживые, в них так ничтожно мало мысли, что сказать, талантливые ли это актёры, невозможно. Скорее всего, весьма заурядные, и сравнивать их с нашими просто неприлично.

Другое дело, что при советской власти, да и сейчас только самые крупные из наших гениев могли не думать о хлебе насущном. И даже им совсем не так давно при поездке за границу выдавали скудные командировочные. И это при том, что равные им по популярности зарубежные звёзды были миллионерами.

«…Два бандита в тёмном переулке грабят человека.

— Давай кошелёк!

— Пожалуйста, вот два рубля.

— Чёрт бы тебя побрал! Тогда снимай пиджак!

— Вот он. Ну только он очень старый и потёртый!

— Тогда снимай хоть ботинки!

— А на них подошвы с дырой.

— Так кто ж ты такой?

— Артист!

— Что ж ты сразу не сказал? Санька, дай ему сотню, пусть хоть поест досыта!»

Удивительно ли, что кое-кто из наших светил время от времени не возвращался из зарубежной поездки. В Большом театре сбежали таким образом три крупнейших исполнителя. Скандал был большой, но понять беглецов было можно: «там» никто не контролировал их работу, не давал дурацких советов, не запрещал спектакли, а платили так, как никому в России и не снилось. Но труппе они нанесли страшный урон.

«— Что такое Малый театр?

— Это Большой после завершения зарубежных гастролей».

И правительство стало срочно принимать меры. Нет, не в смысле повышения зарплаты и предоставления большей свободы творчества. Горькая шутка, как водится, не лишённая правды:

«Большой театр стал выезжать за рубеж тремя группами: балет, кордебалет и опергруппа…»

Впрочем, традиция уезжать и не возвращаться начата, вероятно, Фёдором Шаляпиным, величайшим басом всех времён и народов, которого власть фактически вытолкала за кордон. Сейчас ему ставят памятники, а было время, когда его лишили звания народного артиста и уничтожали пластинки с его записями.

Остался в Финляндии, когда она отсоединилась от Советской России, Репин; навсегда стал американцем Стравинский; хотел вернуться, да не вернулся Рахманинов. Мы сами выгнали из страны, лишив гражданства, Ростроповича и Вишневскую… Список легко продолжить. Гениям трудно жить на любом клочке земного шара, но, по-видимому, есть места, где полегче, а где — совсем невозможно…

Но коль скоро эта книга посвящена особенностям русского национального сознания, то никак нельзя обойти русскую народную песню, романсы и творчество наших бардов.

Приходится с горечью признать, что русская народная песня из быта ушла вместе с национальным костюмом. Свои песни мы петь перестали, их заменили эстрадные шлягеры, часто самого низкого пошиба. Русская эстрада, пользуясь модным выражением, упала ниже плинтуса. Абсолютное большинство представителей так называемой попсы — это шустрые, пробивные личности, с помощью немалых денег приобретшие славу и место под солнцем. Имена, что мелькают сейчас, вызывают тоску или негодование: как можно так не уважать зрителя? Особенно бесит пение «под фанеру», когда давно уже немолодая толстая дива в мини-юбочке приплясывает и разевает рот, а из репродуктора звучит записанная ею годы назад песня.

Самое интересное, что за «фанеру» никому не стыдно, «певцы» без ложной скромности заявляют: наши голоса так важны, мы опасаемся их повредить, поэтому мы не можем себе позволить каждый раз петь по-настоящему. А что? Как выразился один наш самый знаменитый «попсист», не брезгающий матом и жаргоном: «Пиплы схавают!» И правда, хавают, да ещё как.

А ведь так было не всегда. Старики помнят Марка Бернеса, Клавдию Шульженко, а любители народной песни — Надежду Обухову, Лидию Русланову и конечно же совсем недавно покинувшую нас Людмилу Зыкину.

Русская народная песня, как правило, протяжная, раскинувшаяся, как необъятные русские просторы. Специалисты иногда утверждают, что связь тут несомненная: глядя на бесконечную русскую равнину, хочется петь о ней такую же бесконечную и невероятно красивую песню. Здесь поёт сама душа русского народа. Сегодня с эстрады петь «по-настоящему» может, вероятно, разве что Надежда Бабкина.

Особенно ярко русская песня зазвучала в годы последней большой войны. Тому было сразу две причины: поэты и певцы в массе своей перестали писать и петь бодряческие песни на ходульные слова. В дни таких неимоверных лишений поэзия заговорила естественным для неё языком страдания. И лирика тоже стала настоящей: Сурков — поэт далеко не первого эшелона, но его «Землянку» пела вся Россия.

Вторая причина всплеска истинной и искренней песенной поэзии — небольшое ослабление цензуры: власти поняли, что в такое время необходимо немного ослабить вожжи. Но очень немного. В той же «Землянке» первоначальные строки были такими:

Ты теперь далеко-далеко,

Между нами поля и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти четыре шага.

Цензоры насторожились: как это «до смерти четыре шага»? Это упадническая строчка. И в результате строфа стала заканчиваться так:

…До тебя мне дойти нелегко,

И следы заметает пурга…

Искренность сменилась банальностью.

Ещё один жанр очень тонко выражает сущность русской души. Это русский романс. У каждого народа есть что-то в этом роде — американские баллады, французские шансоны, испанские серенады, неаполитанские песни. Русские романсы не похожи ни на какие другие. Стихи, на которые они написаны, нередко слабые, банальные, когда их читаешь, проникаешься недоумением: что тут такого, почему стихи плохие, а романс так берёт за душу?

Ответ, в сущности, простой: романс написан сердцем, музыка его подлинно русская, так чувствует и так понимает жизнь русский человек. А стихи? Что стихи! Кажется, Вольтер сказал: «То, что слишком глупо, чтобы сказать, можно спеть». Старый язвительный скептик был прав: стихи, не положенные на музыку, обязаны быть настоящей поэзией, а когда они становятся песней, это уже не так важно.

Кстати, так называемые цыганские романсы в абсолютном большинстве написаны русскими композиторами. Да, их время от времени исполняют цыгане, но менее русскими они от этого не становятся.

Однако сказанное выше о тексте песен относится далеко не ко всем поэтам и композиторам. И в этом плане совершенно особняком стоит так называемая авторская песня. Название, конечно, странное: а какая песня не авторская, даже народная? Любую песню кто-то сочинял, иногда даже автор известен, а песня всё равно народная — взять тех же некрасовских «Коробейников» или сурковскую «Землянку». Это не говоря уж о «Катюше» Михаила Исаковского. На Западе предпочитают говорить об «анонимных» произведениях: автор неизвестен, но он есть. Снова перед нами признак индивидуалистического общества: в данном случае — уважение к личности автора, кто бы он ни был.

У нас под авторской — она же бардовская — обычно понимают песню, текст которой и музыку сочинил и исполняет один и тот же человек. В других странах и культурах они зовутся или звались миннезингерами, менестрелями и опять же бардами.

Такие певцы существовали всегда, но в наше время их отсчёт можно начинать с блистательного Вертинского, длительное время проживавшего в эмиграции; о нём долго умалчивалось в России. Его безупречный вкус, изящные аристократические манеры, неповторимые, чуть капризные интонации в советской России воскрешали воспоминания о навсегда ушедшей досоветской эпохе и Серебряном веке русского искусства. Вот здесь текст оказался очень важен. Слушаешь Вертинского, и хочется понять каждое слово.

А после большого перерыва знамя подхватил Булат Окуджава, с его мягкими и тёплыми стихами и такой же музыкой. Что интересно: мелодии его песен кажутся непритязательными, но это скорее преимущество, потому что их легко мог повторить каждый желающий.

А желающих оказалось множество, едва ли не вся Россия, уж слишком осточертела официальная барабанная эстрада, забитая пропагандой и натужным оптимизмом. Власть Окуджаву терпеть не могла: он явно не укладывался в обойму послушных бодрячков. Ему чинили всяческие препятствия, его ругали все журналы и газеты, но это только повышало его авторитет.

Здесь следует вспомнить, что начало творчества Окуджавы счастливо совпало с триумфальным шествием по стране магнитофона. Началась великая магнитофонная революция, главным достижением которой была победа над цензурой. С ленты на ленту перематывался любой текст, и ничего с этим поделать было нельзя. Радиоголоса из-за бугра заглушали, хоть и удавалось это далеко не всегда. А что можно было сделать со всего один раз попавшей в руки обывателя кассетой? Окуджаву «вживую» услышать было неимоверно трудно, но плёнка — вот она. И эта плёнка звучала в каждой квартире, вопреки воплям возмущённой официальной пропаганды.

А после Окуджавы вихрем ворвался на эстраду Владимир Высоцкий. Говорил он о том же, что Окуджава, но если, фигурально выражаясь, Окуджава плакал, то Высоцкий орал, хулиганил, свистел, засунув пальцы в рот.

Пожалуй, можно назвать только одну эстрадную русскую певицу, которую можно смело сравнить с великой француженкой Эдит Пиаф. Это Елена Камбурова. И именно она менее всех известна в своей стране. Правда, те, кто знаком с её искусством, никогда не станут слушать самых знаменитых нынешних поп-звёзд.

Камбурову называют королевой печали, потому что главная её мелодия — грусть. Может быть, именно потому её и не пускают на экраны телевизоров: в моде нынче по-прежнему бодрячки и попрыгунчики.

Вот и с книгами стало совсем плохо. Русские перестали читать. Впрочем, об этом мы уже говорили в другом месте.

Осталось сказать несколько слов о совершенно новом для постсоветской жизни русского народа виде отдыха — поездках за границу. Правда, в последние годы советской власти мы всё же могли ездить на курорты хотя бы в страны так называемого социалистического лагеря, но там всё было так похоже на то, что мы видели на родине, что появилась пословица: «Курица не птица, Болгария — не заграница».

Сейчас мы можем ездить куда угодно и на какой угодно срок. Более того, мы знаем точно, что нас примут обратно. А ведь было время, когда желание покинуть нашу страну приравнивалось к предательству, и если ты уехал на «гнилой Запад», скатертью дорога, обратно тебе путь заказан. И уезжали, покидая родину, со слезами и пониманием, что это — навсегда. Кто по идейным соображениям, кто — в поисках счастливой, более обеспеченной материально жизни: «Запад, конечно, гниёт, но зато какой запах!»

Разумеется, ехать-то мы сегодня можем, но эта возможность серьёзно ограничивается толщиной нашего кошелька.

Поучительная тема: русские за границей. Поразительно, как проявляется русская натура там, где для неё открываются новые возможности. Одна тенденция: буйный русский, на родине с вызовом отрицающий все ограничения, попав под бдительное око полицейского, вдруг становится законопослушным гражданином, старающимся не превышать скорость и — боже сохрани — ехать на красный свет. Он прекрасно понимает, чем это для него может кончиться и что за предложение взятки полисмену он может загреметь в тюрьму или попасть на такой штраф, какой ему придётся выплачивать не один год.

Но есть и другой вариант, прямо противоположный. В чужой стране, где ты только временный гость, можно куролесить, особенно если есть деньги. В одном старом фильме герой насмешливо восклицает, видя, как рвётся в западный мир русская хабалка: «Пустите! Пустите Дуньку в Европу!» Вот такая нынешняя дунька, уверенная, что её деньги откроют перед ней все двери, хамка с тугим бумажником, и создаёт русским отвратительную репутацию на благопристойном Западе. Нуворишей не любят нигде.