Рисунок закрепляется

Рисунок закрепляется

Интенсивность этих ранних удовольствий и болей настоль­ко велика, что закрепляет реакции на них; иными словами, реакции становятся привычными. Интенсивность в сочета­нии с повторением составляют суть процесса обучения.

Именно поэтому Фрейд считал таким важным изучение первых этапов жизни ребенка. Младенчество и детство — это наше представление жизни, и последующее наше учас­тие в жизни находится под постоянным воздействием ха­рактера этого представления. Особенно ясно видно это у тех, кто в эти ранние годы испытывал трудности, особенно психологические.

То, чему мы научаемся в первые месяцы и годы, не от­носится к царству интеллекта; здесь участвуют наши внут­ренности. Младенцы и маленькие дети еще недостаточно цивилизованы, чтобы откликаться на идеи. В это время нами руководят основные биологические процессы. То, что мы узнаем вначале, мы узнаем при помощи организма. Младе­нец не отбирает сознательно то, что ему нравится или не нравится. Он беспомощен, и у него нет выбора. Его орга­низм просто реагирует удовольствием или неудовольствием на все, что с ним происходит.

А это означает, что организм отбирает и закрепляет мно­гие привычки задолго до того, как ребенок выработает со­знательный метод взвешивания и отбора. И даже позже в жизни мы не вполне способны делать свободный выбор, потому что привычки организма постоянно вмешиваются и делают выбор за нас. Если, например, у нас развилась силь­ная привязанность ко рту, или, используя специальный тер­мин, оральная фиксация, мы можем реагировать на это привычным перееданием. Самое сознательное и строгое решение сесть на диету уступает чисто физической при­вычке, выросшей на основе самой ранней привязанности в жизни. Мы не обязательно поступаем, как хотим, а если и поступаем, то это дается нам нелегко; скорее, мы стремим­ся делать то, что привыкли делать раньше.

Какие именно привычки, фиксации или привязанности разовьем мы на начальных этапах жизни, в основном зави­сит от случайностей нашей биографии. Фрейд предполо­жил, что то, каким образом родители удовлетворяют эти физические, или вегетативные, функции: функции еды, уда­ления, сна, — самым непосредственным образом определя­ет наши отличия друг от друга.

Шестимесячный ребенок, например, так быстро прикан­чивает бутылочку, что его потребность в сосании, которая существует независимо от потребности в пище, остается неудовлетворенной. И хотя мать гордится тем, что ее мла­денец хорошо ест, мы знаем, что происходит. Он заменяет сосок пальцем и снова и снова засыпает с пальцем во рту. Немного погодя начинают расти зубы, пронзая нежные дес­ны, и теперь сосание пальца доставляет дополнительное об­легчение. Ребенок начинает ассоциировать сосание пальца с удовольствием, с облегчением от боли, а немного погодя оно же приносит ему утешение во всем, что его тревожит или пугает.

Вначале мать считает это довольно невинным поведени­ем, но когда ребенок становится старше, она пытается оту­чить его сосать пальцы. Теперь он старается это делать не­заметно. Но когда нарастает давление, он даже не осознает, как легко палец вновь оказывается во рту.

Будущее этой привязанности к пальцам, разумеется, за­висит от многих других аспектов существования ребенка. Однако как только у нас возникла привычка, мы обычно подкрепляем ее, усиливаем, находим для нее новые выра­жения. Младенец, который сосал палец, может вырасти стра­стным курильщиком, сменяющим одну сигарету другой; он может непрерывно держать во рту трубку, кусать каранда­ши или каким-то другим способом продолжать выражать привязанность, которая первоначально сосредоточивалась на пальцах.